Опасная тихоня - Страница 10

Не проще ли, соображала я, просто прийти к этому Пашкову и спросить:

- Простите, вы случайно не знаете, как вырезка со статейкой про ваши комсомольские подвиги могла оказаться за подкладкой куртки моей любимой подружки, загадочным образом пропавшей пятнадцать лет назад?

И услышать в ответ: "Понятия не имею"?

И фразочка эта, не исключено, будет произнесена искренне. Или как бы искренне, но так, что комар носу не подточит. Профессия политика, всем известно, подразумевает умение талантливо врать: преданно глядя в глаза, а то и со слезой в голосе. Еще почти всегда убедительно звучат клятвы отдать на усекновение какую-нибудь из частей тела. Руку, например, или голову. Ноги в таких случаях популярностью, кажется, не пользуются. Находятся также и особенно самоотверженные, ну, те, что при случае грозятся лечь на рельсы... Ладно, сейчас речь не о них. Речь о кандидате в местные губернаторы с хорошей русской фамилией Пашков и о том, есть ли у меня хоть один шанс из тысячи надеяться, что он и впрямь имеет какое-то отношение к таинственному исчезновению моей единственной подруги юности.

- Сколько тебе снимков делать? - прервал мои размышления Валентин.

Вопрос застал меня врасплох, я понятия не имела, сколько мне понадобится фотографии, а главное, зачем, поскольку никакого конкретного плана действий у меня пока не было, только очень смутные намерения.

- Так сколько? - повторил Валентин.

- Сделай с десяток, если не трудно, - после небольшой паузы ответила я. Можешь?

- Десяток так десяток, - индифферентно молвил Валентин, который если и недоумевал, зачем мне десяток фотографий какой-то девицы, то виду совершенно не показывал.

Еще через четверть часа Валентин положил на стол передо мной стопку фотографий и включил настольную лампу:

- Годится?

- Вполне, - кивнула я.

- Это тоже возьми. Может, еще понадобится. - Валентин присовокупил к фотографиям кусочек пленки.

Я сунула все это в конверт и еще раз поблагодарила Валентина.

- Ерунда, - махнул он рукой. - Ты же знаешь, я всегда помогу, когда у меня есть время. Вот если бы ты пришла на следующей неделе, то дело было бы сложнее. Начнется этот маразм под названием предвыборная кампания. Эти придурки кандидаты будут из штанов выпрыгивать, чтобы понравиться избирателям, пыль в глаза пускать: то пресс-конференции, то митинги, то благотворительные акции... Подарят телевизор детскому дому, а шуму столько, будто они лекарство от СПИДа изобрели. Обезьяны!

Честно говоря, я несколько удивилась пылу, с каким обычно невозмутимый Валентин крыл ненавистных "обезьян". Впрочем, в этом я с ним была солидарна.

- Что, достали? - посочувствовала я.

- Да они кого угодно достанут, - криво усмехнулся Валентин, - у меня лично эта возня вот где. - Он постучал ребром ладони по загривку. - Как вспомню, каким горячим идиотом я был в девяносто первом году и чем все кончилось... Знаешь, на что это похоже?

- На что? - отозвалась я эхом.

- На обманутую первую любовь!

Все-таки Валентин больший романтик, нежели я, поскольку он сравнивал политику с обманутой любовью, а я всегда называла ее грандиозной выгребной ямой.

Я сняла с крюка пальто, Валентин помог мне облачиться. Мы попрощались, и я уже взяла курс на выход, но у самой двери замерла и спросила, обернувшись:

- Скажи: нет или да?

- Что? - не понял Валентин.

- Это такая детская игра. Скажи: нет или да? Валентин пожал плечами:

- Ну тогда да.

Он и не догадывался, на что именно меня благословил!

Глава 4

Дома я первым делом полезла в холодильник, где у меня уже пару месяцев томилась откупоренная не помню по какому случаю бутылка клюквенного аперитива. Чтобы раз и навсегда внести ясность в этот вопрос, уточняю: выпить я люблю, а главное, умею, но никогда не злоупотребляю. Из всех напитков предпочитаю водку (исключительно в компании), весьма неравнодушна к пиву (только не баночному), а по вечерам, бывает, позволяю себе побаловаться какой-нибудь наливочкой-настоечкой средней крепости. Такое случается со мной не очень часто (раз-два в месяц), когда с морозу, когда чтобы снять стресс. Сегодня вроде бы повода не было, но я все равно открутила с бутылки крышку и влила в дежурную рюмашку пятьдесят граммов аперитива - больше в нее просто не входило. Села за кухонный стол и, нажав на кнопку дистанционного управления, включила телевизор, стоящий на подоконнике.

По первой программе шел бразильский сериал, по всем остальным говорящие головы, закатывая глаза и давясь слюной, изрыгали навязшие в зубах истины. Я еще немного побаловалась с пультом и в конце концов остановилась на передаче одной из местных студий. Исключительно потому, что ее вел удивительно наглый паренек, с которым я пару раз сталкивалась по работе. Пареньку было лет двадцать, а может, даже меньше, но он явно относился к той самой молодой смене, жарко и нетерпеливо дышащей в спину, которая только и ждет, когда предшествующее поколение немного зазевается или расслабится. Звали его Вадик, точнее Вадим Вислоухов, и он стрекотал в камеру с такой умопомрачительной скоростью, что времени на обдумывание собственных слов у него не оставалось. Видимо, поэтому и выражение лица у него временами было несколько ошалелое, наверное, сам удивлялся перлам, слетавшим с его губ.

Наконец камера перестала держать Вадика на прицеле и переметнулась на его собеседника. Я подавилась аперитивом, когда наконец разглядела, кого Вислоухов заманил к себе на этот раз. За одним с Вислоуховым столом, аккурат напротив, сидел Венька Литвинец, такой благостный, что, казалось, даже его ранняя проплешина на темечке светится, как нимб.